Порог резистентности [СИ] - Олег Марин

– Вместе пойдем. – напомнил Тимур. – Если меня на молекулы размажет, то и тебя…

– Тебе не о чем беспокоиться, хозяин. Переход безопасен.

– Все помнишь?

Вместо Лу отозвался один из тех, первых, встретивших вагонетку и пытавшихся разбить замороженного гостя:

– Рабо-о-о-тать? – печально прогундосил он.

– Я все сделаю, хозяин, – вдруг очнулся от задумчивости Лу, устраиваясь в вагонетке рядом с Тимуром.

Четверо остальных навалились на корму. Вагонетка дрогнула и покатилась.

Кормушка, прижатая к груди, сокращалась как живая, периодически выплевывая очередную порцию фуды. Как бы меня тут не завалило, озабоченно подумал Тимур. Вот будет номер, когда братья-каторжане, заполучив полную вагонетку свежей фуды, кинутся жрать и ненароком отгрызут мне что-нибудь.

Глаза он на этот раз закрыл, только слышал, как рядом спокойно дышит Лу. Виски сдавила знакомая боль…

– Джо-о-ок! – истошно завопил кто-то. – Джокер, есть! Братва, навались!

ПРИНЦИП 8

Принцип сохранения одной расы важнее развития другой расы.

1

Мир устроен просто, говорил ее прадед Саланди. Для всех. Для тех, кто готов понять, что человек лишь социальное животное, не созданное для того чтобы жить в одиночестве, в отрыве от живой природы, и для тех, кто хочет подчинить этот мир, перевернув все с ног на голову. Мир прост, но связи в нем сложны. Разрушая их, мы не создадим нового, потому что невозможно поменять внешнее направление, не изменив внутреннего. Ад войны с самим собой будет следовать за нами, мы будем разносить вирус неустроенности повсюду, куда бы ни пошли.

Чем больше Рада думала об этом, тем больше приходила к выводу, что предку понравилось бы жить с нзунге. Основоположник колонии прими стремился к тому, на чем испокон веков строилось сообщество крылатого народа. Нет, не народа – существа. Лишь став частью семьи, Рада поняла, что нзунге – единый суперорганизм, древнее существо, живущее с незапамятных времен. Истинный хозяин планеты. Когда отдельные особи умирали, они не исчезали, подобно людям, а продолжали существовать в другом качестве. Становились ячейками памяти Великого Нзунге. Поэтому неважно насколько долгой или короткой, радостной или трудной была жизнь. Любые события равнозначно ценны, потому что из них складывался опыт единственного и полноправного хозяина Аардхи.

Рифу этого не понять. Он был всего лишь человеком. Боялся боли, боялся исчезнуть навсегда. Он не мог понять нзунге. Для этого надо было измениться изнутри, но у него не было такого шанса. Только ей выпала такая честь. Нзунге выбрало ее, слабую и неприспособленную, приняло и привило к своему телу. Но когда она пыталась объяснить Рифу, что больше не принадлежит ни себе, ни ему, ни даже человечеству, он считал это болезнью и пытался сменить тему. И оставался всего лишь слабым человеком, разобщенным в самом себе. Столько лет он пытался найти общий язык с нзунге, а когда наконец появилась возможность установить настоящий контакт, он отказывался это принять.

Риф оглянулся, словно услышав ее мысли, но тут же вернулся к мониторам. Лу – странное существо, похожее на человека, но уже не являющееся им – объяснял ему принцип настройки пространника.

Когда первые восторги от возвращения Тимура улеглись, каторжники заметили, кого притащил с собой Смотрящий. Слон брезгливо ткнул пальцем в Лу и поинтересовался, что это еще за хрень.

– Это аутер-кид, – раздался из толпы мужской голос. – И сюда уже добрались эти ублюдки! Убить его и дело с концом. Здесь-то за это ничего не будет.

– Кто это сказал? – нахмурился Тимур.

Из толпы выпихнули Шмыгу.

– Ну я.

– Кто парнишку тронет, сам пойдет снегожоркам на корм, – устало пригрозил Тимур. – Что еще за аутер-кид? Выкладывай.

Шмыга принялся рассказывать.

О проблеме аутер-кидов заговорили лет пятнадцать назад. Началось с того, что незаметно выросло целое поколение трансовых, не мыслящих себя в отрыве от Внешки. Издержки научно-технического прогресса, жертвы информационных технологий, твердили психологи. Хомо новус, возражали им блогеры, будущее человечества! Впрочем, в первое время особого беспокойства все это не вызывало.

А потом дети начали обрастать синими бородавками. Те, кого врачи пытались лечить, быстро погибали. Выжили лишь те, что остались без медицинской помощи. Они впадали в кому, а очнувшись, изменялись навсегда. Замыкались в себе, теряли способность выражать эмоции, переставали нуждаться в реальном общении.

Спешно были разработаны программы обучения и развития таких детишек, создавались "Центры интеграции и адаптации". Семьям, воспитывающим аутер-кидов, выплачивались серьезные дотации и предоставлялись налоговые льготы. На какое-то время казалось, что это сработало. Дети, прошедшие полный курс реабилитации, успешно поступали в общеобразовательные учреждения, нормально общались со сверстниками и педагогами, а многие даже полностью отказывались от Внешки.

Но все рухнуло в один миг. Однажды утром все аутер-киды проснулись такими же, как до реабилитации.

Начались массовые отказы от детей, избиения, даже убийства. По всей Земле прокатилась волна демонстраций. Требования выдвигались самые разные – от полного уничтожения аутер-кидов до создания специальных резерваций и массовой отправки их куда угодно: хоть в Антарктиду, хоть на Луну. Лишь бы подальше.

Снова подняли головы многочисленные пророки, притихшие за годы взаимовыгодного союза людей и аутеров. Конец грядет, говорили они.

А тут еще наступило глобальное потепление, которым пугали с конца двадцатого века. Центральные территории всех континентов гибли от засухи. Цунами смывало города и целые прибрежные государства. Смерчи и торнадо стали обыденностью. Животные, птицы и насекомые вымирали. Сельское хозяйство практически исчезло. Люди, которым удалось пережить природные катастрофы, бежали из непригодных для жизни районов.

Когда ввели ограничения на воду, стало еще хуже. Аутер-кидов возненавидели с новой силой, потому что они очень много пили. Если раньше дети просто пугали взрослых своей инаковостью, то теперь они превратились в конкурентов, отнимающих жизненно необходимый ресурс.

Аутеры потребовали остановить преследование детей и жестоко наказывать тех, кто причинит им малейший вред, а взамен пообещали восстановить климат Земли. Тогда-то этих детей и назвали аутер-кидами. Полиция сбивалась с ног, судебные процессы шли по пятнадцать часов в сутки. Преступления против детей особой поправкой были выведены из-под действия закона "о втором правонарушении". За них отправляли на каторгу сразу же и смягчающих обстоятельств не существовало.

Позапрошлой осенью как раз наплыв новичков был, вспомнил Слон. Раз семь пересылка прилетала, а однажды три корабля разом на Фригорию скинули. Видать, как раз тогда и было.

Шмыга пожал плечами и продолжил.

Выступления Глобального правительства о милосердии и толерантности звучали вяло и неубедительно. Особенно после того как журналисты раскопали историю Верховного судьи, запершего двоих собственных отпрысков в наглухо заколоченном домике в горах в компании няни и охранника. После схода лавины домик оказался надолго отрезан от мира. Когда заботливый отец сумел добраться до импровизированной тюрьмы, он нашел там только совершенно свихнувшегося охранника, разучившегося говорить. Здоровенный мужик сидел возле трехстворчатого холодильника, под завязку набитого мясом, и бросался на каждого, кто пытался приблизиться. Несчастного усыпили как дикого зверя – выстрелив ампулой с лекарством через окно. Мясо оказалось человечиной. Анализ ДНК показал, что охранник до последнего выполнял свои функции – защищал хозяйских детей, пусть и в несколько… разобранном виде.

Новые религиозные течения и секты стремительно набирали силу. Одни призывали сражаться; другие называли аутеров ангелами возмездия, посланными человечеству в наказание за грехи и предлагали смириться и достойно встретить конец рода человеческого; третьи превозносили аутер-кидов как первую волну людей будущего, совершенных и непостижимых.

Отчаяние, сгустившееся в воздухе барака, было почти осязаемым. Ласковая голубая планета, казавшаяся уже такой близкой, вдруг повернулась к каторжникам своей темной, жестокой стороной. Большинство заключенных не представляли, во что превратилась их Родина, ведь разговоры о Земле находились на Фригории под негласным запретом. Да и в тех, что все-таки велись, земная реальность подергивалась радужной дымкой ностальгии, скрывающей неприятные подробности.

– Значит так, – нарушил тишину Тимур. – Выдвигаемся через сутки. Отсюда вы попадете на Марс. Можете остаться там или пойти дальше, на Землю. С того момента как вы войдете в пространник, я больше не ваш Смотрящий. Пусть каждый решает за себя.